То, что русских интересует, что делается в Америке, более чем естественно. Другая большая страна, другое необычным образом сложившееся общество, другой мир, соревновавшийся с нашим с недюжинным упрямством, включая как отрасль, предназначенную для разрушения, так и не чуждую ей и столь же продвинутую отрасль, миссией которой является покорение внеземных пространств.

При этом категорические отличия лежат на поверхности. Если в Америке высочайшим авторитетом является Конституция и Поправки-К-Ней, то Россия ориентируется на Правителя, доверяя ему в той степени, в которой он ближе к образу самодержца, в том числе и когда он переиначивает на свой лад хоть все законы до единого. Это отличие России известно и тем, для кого это исторически сложившееся обстоятельство естественно как воздух, и тем, кому бы очень хотелось изменить порядок вещей. Вторая категория лиц и институтов, когда ее старания в очередной раз оборачиваются пшиком, тут же обвиняет в этом народ – что лишний раз говорит только о том, что сложившееся обстоятельство не только исторически обусловлено, но и объективно естественно.

Второе отличие, с которым точно так же ничего не удается поделать, состоит в множественности американского духовного авторитета (в их Интернете всерьез обсуждается целесообразность создания по одной церкви на душу населения) и единственности Церкви у русских. Кроме Православия, в нашем отечестве, как известно, есть и другие конфессии, и это обстоятельство не раз служило поводом для усилий по территориальному отколу, что в большинстве случаев опять же не получалось в силу загадочного влияния почвы, сообщающей приверженцам разных вер непротиворечивое свойство бытового консерватизма.

В физике одноименные полюса отталкиваются. Это нехитрое наблюдение в политике, на первый взгляд, также наблюдается. В самом деле, именно консерватор Рейган называл нашу страну «империей зла», а консерватор Буш-старший прослыл в мире победителем нашей страны в «холодной войне». Здесь, впрочем, никак не обойтись без существенной оговорки: одно событие пришлись на правление самого закрытого и довольно странного генсека и его прямого протеже, которого по мышлению и результату деятельности правильно было бы назвать «самонедержцем».

Если принимать во внимание переходную стадию российского государства и предкризисное состояние Америки, бесспорное человеческое взаимопонимание Владимира Путина и Джорджа Буша-младшего можно было бы считать особым политическим феноменом, не экстраполируемым на российско-американские отношения вообще. Но если учесть, что именно при Путине страна начала вставать на ноги, а также тот факт, что Буш-младший и ведать не ведал о кризисе, то этот факт близости душ представится скорее закономерным, чем случайным. Вспомним еще, что над Бушем потешались больше в Европе и даже в самой Америке, чем у нас. Простоватый мужлан вызывал равное спокойное доверие у русского и американского телезрителя, и когда Буш падал с велосипеда, мы вспоминали Ельцина, который не мог проснуться в самолете над Ирландией, и даже в этой аналогии было что-то даже милое.

Гораздо больше презрительных насмешек у нас вызывал президент-саксофонист, отмазавшийся от армии и открывший в нее дорогу гомосексуалам, а история с Моникой Левински и пятном на ее платье – результат самонедержания в буквальном смысле – казалась самым ярким признаком фатального уродства американской нации. И даже когда Клинтон бомбил Сербию, он вызывал больше омерзения, чем гнева и уж тем более страха. Никак иначе не будет восприниматься в российской массе и нынешний победитель американской гонки, когда в силу внимания к нему прессы широкая отечественная аудитория узнает о том, что оголтелый сторонник абортов одновременно был автором законопроекта о необходимости спасения жизни выживших плодов из выскобленной матки.

Сентиментальных политиков русские не любят. И даже ужасающий родителей интерес изрядной части русской молодежи к эстетике нацистской Германии подтверждает то же правило – сильные, пусть чужие, враги нашего народа, изверги, нам интереснее саксофонирующего и мастурбирующего на рабочем месте сопляка. Это может кому-то нравиться или не нравиться, но это так же вечно и естественно, как русские расстояния, русский березовый лес и безудержность русского пьянства, которое мотивируется не вкусом, а эффектом. В этом бытовом свойстве, кстати, русские и американцы едины, а в Европе их понимают разве что финны, на которых континентальная почва тоже действует больше, чем предписания Брюсселя.

В самом деле, очень многое американское русским вполне сродни. Из всех американских песен, переживших полвека, отечественные исполнители выбрали лишь одну: «Ну дела, ну дела, все объекты разбомбили мы дотла». Общего настолько много, что оно выходит далеко за рамки сознания; отсюда и интерес к тому, что делается у них. И среднестатистический русский запросто назовет с ходу не только фамилию первого лица в Белом Доме, но и еще два-три имени из вашингтонского руководства. Вопрос о том, кто сейчас возглавляет куда более близкую и не вполне безразличную Латвию или Туркмению, его может озадачить, а просьба назвать второго по значению чиновника в Компартии Китая и вовсе заведет в тупик.

ГОРЯЧЕЕ СЕРДЦЕ, ХОЛОДНЫЙ УМ

Республиканский кандидат Маккейн вдохновлял «розовую революцию» в Грузии, возмущался по поводу ареста Ходорковского и требовал исключения России из «восьмерки». Уж кому, как не русским, восторгаться победой Обамы! Однако криков «ура» не слышно. Даже достаточно предвзятые британские социологи, опросившие 50 тысяч россиян, обнаружили, что 38% равнодушны к обоим американским кандидатам.

На сайте консервативной (!) лондонской The Times на страничке самого популярного блога Дэниела Финкельштейна красуется огромный портрет Барака Обамы с предложением высказать ему самое главное пожелание. Сам блоггер, задавая тон, желает новой Америке прекратить практику пыток в тюрьмах. Читатели охотно добавляют: прекратить вторжения в другие страны по капризу, покончить с блокадой Кубы, помочь палестинской государственности. «Нет, самое главное – это климатическая опасность», – вдалбливает Обаме некто Дэвид.

Германская Die Welt, помимо портретной галереи сторонников Обамы и сусального очерка о его супруге, устраивает для читателей экспресс-викторину «Знаете ли вы Барака Обаму?». Подлинному эрудиту пристало знать не только название того народа, из которого произошел президентский папа, но и тему диссертации его супруги. И конечно, о том, что связывает любимца европейской публики с Германией – а именно факт обучения одной из его многочисленных сводных сестер в Гейдельберге.

Министр иностранных дел Франции Бернар Кушнер провозгласил, что руководство его страны рассчитывало на приход к власти Барака Обамы. В самом деле, либерально-правозащитный профиль Кушнера вполне комплиментарен американским демократам. Этого нельзя в полной мере сказать о неоголлисте Саркози, объективно заинтересованном в менее убедительном и активном американском лидере. Тем не менее, французская пресса также встречает Обаму на ура.

На радостно-возбужденном европейском фоне российская пресса отличается явной прохладцей. В «Известиях» сравнивают Обаму с Горбачевым, в «Ведомостях» – с Никсоном, а в «Независимой газете» – с «кризисным» премьером России Сергеем Кириенко. И никому даже не приходит в голову параллель с Рузвельтом или Кеннеди, в то время как в западной прессе это общее место.

Ну не принимают у нас Обаму всерьез – ни публика, ни эксперты. При том, что на Западе даже от вчерашних прямых оппонентов слышатся более чем превосходные оценки. Неоконсерватор Чарльз Краутхаммер, разбирая ошибки брата по разуму Маккейна, признается, что республиканец проиграл не только по организационным способностям и пиар-изобретательности своего штаба: «В лице Обамы мы получили президента с политическим интеллектом Билла Клинтона, обузданным железной самодисциплиной Владимира Путина. Я говорю об этом с восхищением...» Тоби Харнден, американский обозреватель The Telegraph, в числе главных достоинств победителя перечисляет: ораторский дар, пробуждающий вдохновение у слушателей; энергию юности; свежесть; холодный (!) темперамент. Ни дать ни взять характеристика настоящего чекиста по Дзержинскому – горячее сердце и холодный ум.

При этом любопытно, что Харнден считает главным достоинством Обамы его жизненный путь. Разумеется, Обама не мог и мечтать в своем босоногом детстве, проведенном в бедной семье индонезийского отчима, что поднимется до главы государства с самой большой и продвинутой в мире армией и на тот момент также с мощнейшей экономикой. Однако версия о том, что он именно в ту пору решил заняться политикой, похожа на правду. Мысли об улучшении мирового порядка в пользу бедных слоев населения явно занимали его, когда он учился на юриста, а затем защищал права обитателей окраин Чикаго – когда и обратил на себя внимание своим умением владеть словом, равно как и необычной энергетикой. Биография, вполне логичная для американца – если вспомнить о мечте Тома Сойера стать шерифом, частично воплощенной в последнем из серии романов Марка Твена – естественным образом продолжилась в законодательной власти, откуда он и шагнул на высшую государственную должность. Так или иначе, при всей необычности происхождения и ранних лет жизни, его биография вполне цельна. И в этом его преимущество, наряду с подвешенным языком и юношеским – в сорок семь лет – напором.

Этих преимуществ не оценивают аналитики, учитывающие только разумный, логический баланс. Известный британский экономист Ирвин Стельцер считает, что упования Обамы на альтернативную энергетику обернутся лишь тем, что он пересадит всю Америку на дешевые автомобили или велосипеды, от чего ни сами граждане, ни экономика ничего не приобретут, а кризис тем более не разрешится. Но нельзя не вспомнить о том, каким образом Америка накопила свой внушительный долг перед всем миром. Вопреки законам равновесия, вопреки правилам честного рынка Америка внушала партнерам необходимость вкладываться в свои ценные бумаги. И они вкладывались – вовсе не в силу разумных соображений. И вложатся снова, если к ним подобрать правильный ключ. Особо активные рассыпания в лести японского премьера перед новым Белым Домом – признак того, что ключ подобран. И неважно, кого это обстоятельство характеризует больше – самого Обаму или японского каунтерпарта. Важен результат.

По результату, даже по промежуточному, и следует судить. На сегодня он состоит в том, что Обама вдохновил, окрылил – или, если хотите, задурил, оболванил – немалую часть населения мира. Можно, разумеется, заранее внушить себе, что это ненадолго, благо кризис очень скоро помножит все его очарование на ноль. Но кризис страшен только до той степени, в которой люди не хотят себя добровольно ограничить. А подобное желание возникает тогда, когда у лидера находится убедительное слово, оправдывающее это самоограничение.

В нашем отечестве в последние годы не было принято ограничивать себя даже в сугубо подкорковых проявлениях, что происходит и поныне: от кризиса страдают гастарбайтеры, а «Дому-2» хоть бы хны. Хоть бы дом-1, в котором мы живем, сгорел синим пламенем. Это два разных дома, и мосты между ними только расходятся.

В их отечестве, когда Обаму сравнивают с Линкольном и Кеннеди, имеется в виду, разумеется, не партийная принадлежность и не участие Лоры Кеннеди в кампании, а ощущение – может быть, тысячу раз обманчивое – того, что он-то, как Линкольн, и может свести мосты между частями распадающейся, теряющей себя нации, и спасти Союз (это надпись на мемориале легендарного президента: «Человеку, который спас Союз»). Так что преуменьшать его личность – или точнее, роль его личности – было бы легковесным просчетом. Выше стропила, плотники аналитических конструкций!

НАКАЗЫ ИЗБИРАТЕЛЕЙ

В мире от «президента надежды» действительно ждут результатов, и каждому кандидату в мировые полюсы нужно от него свое, что лишь подчеркивает разобщенность этих полюсов. Уго Чавес ждет качественно новых отношений между двумя субконтинентами. Черная Африка – спасения от голода. Европа – стратегического партнерства, в том числе по решению проблем Афганистана, но при этом без принуждения к дополнительной мобилизации.

На самом полном серьезе воспринимают Обаму и там, где для оптимистических ожиданий нет причин: генпрокурор Ирана обещает Обаме признательность своего народа, если тот раскается в злодеяниях предшественников и снимет с Тегерана экономические санкции. Президент Тайваня, рассчитывавший на Маккейна, спешно соглашается на тайные переговоры с Китаем.

В Восточной Европе, получившей все внешнеполитические авансы от Буша, тоже, казалось бы, приход его прямого политического и идеологического конкурента должны воспринимать с тревогой. Ан нет: президент Польши стремится сообщить миру о том, что Обама не отменит решений республиканцев по размещению ПРО, прежде чем сам Обама успел определенно высказаться по этому поводу. Помощник Обамы Деннис Макданаф поясняет, что Обама никаких гарантий пока не давал. Более того, комментируя слова Дмитрия Медведева о возможности российского ответа на американскую ПРО в Калининграде, напомнил о том, что в стратегических вооружениях паритет – обычное дело. Тут же выяснилось, что правящий Белый Дом готов возобновить совместные меры сокращения вооружений, а также допустить российских инспекторов на восточноевропейские объекты ПРО.

Еще накануне беседы американского и польского президентов The New York Times опубликовала данные миссии ОБСЕ о событиях в Южной Осетии 8 августа, явно изобличающие Михаила Саакашвили во лжи. Оптимист легко извлечет из этого совпадения вывод о том, что в Америке и впрямь наступает перестройка, и на очереди объятия и похлопывания по плечу на высшем российско-американском уровне.

Однако сам тот факт, что Лех Качиньский оказался в числе первых пятнадцати глав государств, которым Обама позвонил по телефону в ответ на поздравления, заставляет задуматься. В этой связи нельзя не вспомнить, что на одном из самых крупных предвыборных мероприятий 29 октября Обама напомнил Маккейну: «Вы не можете по-настоящему встать на защиту Грузии, когда вы подорвали наши самые старые альянсы. Если Джон Маккейн хочет пойти по следам Джорджа Буша, делая еще больше жестких заявлений и имея плохую стратегию, то это его выбор, но это не те перемены, которые нам нужны...»

Под «старыми альянсами», в отличие от новых – в частности, украинских и грузинских, имеется в виду, разумеется, Варшава, а «подрыв», о котором идет речь, состоит в результатах парламентских выборов в Польше, итогом которых стало, по крайней мере, значительное удорожание стратегического военного партнерства для американской стороны.

Крупные стратеги из элиты демократического истэблишмента хорошо продумали, как с максимальным эффектом использовать «горячее сердце, холодную голову» и великолепно подвешенный язык надежды своей партии. Как напомнил непосредственно в канун выборов самый влиятельный поляк Америки Збигнев Бжезинский, «Соединенные Штаты должны поддержать прибалтийские страны, Швецию и Польшу в их возражениях относительно строительства северного газопровода из России в Германию. Если будет создан так называемый Nord Stream, то мы должны склонять Германию к тому, чтобы открыть и другим странам ЕС доступ к этим дополнительным поставкам... Мы также должны отстаивать идею транспортировки энергоносителей из региона Каспийского моря и Центральной Азии через Одессу до города Броды, а оттуда – на нефтепереработку в Польшу или Западную Европу».

Ничуть не забытая Бжезинским идея Черноморско-Балтийского коридора прямо связывается с перспективой улучшения отношений Вашингтона с Тегераном, «особенно в области поставки газа», которую Обама, в силу его гибкости и способности к внушению, по мнению стратега, вполне может воплотить в реальность. Эта сверхзадача вполне коррелирует с наказом «более эффективно проводить дипломатию в Средней Азии», в особенности в Туркменистане. Одновременно новому американскому руководству предлагается улучшить отношения с рядом стран, устройство которых далеко от демократического, а руководители тесно связаны с нефтяными кругами. Хотя их названия деликатно не упоминаются, «чтобы не обиделся кто», несложно догадаться, что речь идет об арабских монархиях Залива.

Столь же высоко оценивает политические возможности Обамы бывший спецпредставитель Клинтона в Восточной Европе Стивен Сестанович. Ставя в упрек ряду экспертов – что характерно, преимущественно республиканцев – готовность пойти на сделку с Москвой и уступить ей влияние в странах СНГ, опытнейший дипломат выдвигает альтернативу: «взять быка за рога» и воспользоваться предложением самой же Москвы, чтобы в этой бывшей сфере влияния она бы не приобрела, а только потеряла вес.

«Вашингтону нужны идеи и предложения, способные поставить заслон новой стратегии России, и одновременно показать Москве иной путь к обретению влияния на международной арене. Так случилось, что сами русские выдвинули наиболее годную к употреблению идею такого плана... Перед войной с Грузией президент Медведев призвал к организации новой конференции по вопросам европейской безопасности, делая прямую отсылку к дипломатическим инициативам середины 1970-х годов».

«Медведев хочет добиться признания Содружества независимых государств, Организации договора о коллективной безопасности и других структур, связывающих Москву с рядом постсоветских государств», – догадывается Сестанович и тут же разъясняет, что из подобной попытки при активном, а не «соглашательском» поведении США получится ровно обратный результат, ибо установки России неизбежно вызовут противодействие европейских стран, и Москва неизбежно окажется в изоляции. Вопросы, которые превратят инициативу Кремля в фиаско, по мнению дипломата, лежат на поверхности: «Будет ли кто-нибудь, кроме России, возражать против принципа, согласно которому все государства вправе свободно выбирать, к какому альянсу присоединяться? Какие страны откажутся поддержать суверенитет и территориальную целостность Грузии? Кто согласится с Россией в том, что именно ее войскам должны быть поручены миротворческие функции в Грузии?»

Русские считают, рассуждает Сестанович, что конференция по европейской безопасности и даже договор о европейской безопасности позволят Москве закрепить за собой сферу влияния в СНГ. Желание русских показать, что к ним прислушиваются, по его мнению, сработает против них, и потому «новой американской администрации следует тщательно изучить предложения России, проконсультироваться с друзьями и союзниками, добиться прояснения нечетко сформулированных пунктов, отбраковать идеи, которые ее не устраивают, и т.д. Затем она должна с удовольствием принять предложение Медведева...»

Едва ли не половина пространной статьи Сестановича в журнале Foreign Affairs посвящена стратегии разоружения. В самом деле, администрации благодушного саксофониста Клинтона удалось без всяких агрессивных наскоков «убедить» ельцинскую России демонтировать 70% своих ядерных боеголовок. Нельзя не признать, что это достижение демократической команды оценивается как крупный успех по части подрыва влияния России вполне справедливо. Нельзя не заметить, что другие видные деятели этой команды ожидают в команде Обамы влиятельных постов: в их первых рядах – архитектор Дейтонских соглашений Ричард Холбрук и ближайший партнер ельцинских либералов Ларри Саммерс. Как мы помним, эти господа – в отличие от несдержанного генерала Кларка – анатомировали бывшую Югославию и лоббировали демонтаж российской экономики: без всяких жестких заявлений в адрес Москвы, а с радушными улыбками и похлопываниями по плечу.

(Продолжение следует)